КОММУНАРСКОЕ СЕРДЦЕ
ИРИНЫ ЗМАЧИНСКОЙ

Ляденская школа – одна из самых солидных в плане возраста школ Червенского района. Решение о ее открытии было принято в 1902 году, и уже в 1903 школа начала свою работу, сразу получив в пользование земельный участок размером 1,5 гектара. На этом участке сразу было построено здание с деревянным ограждением, на территории школы также находился «школьный дом»: дом для учителя, истопка и сарай. Школьное здание имело размеры коло 20 х 6,5 м и делилось на две половины: помещение для учебы и помещение для детей с дальних деревень (спальня, столовая, кухня, кладовка).

Школа считалась одноклассной, но занимались в ней ученики на протяжении трех лет. Занятия велись в две смены на русском языке. Первым уроком каждый день был Закон Божий, кроме того, изучали русский язык, арифметику, чтение, пение. На русском языке ученики проходили путь от обучения буквам до чистописания и орфографии. В каждой группе раз в неделю проводили письменные работы. Были в наличии уроки чтения, выразительного чтения, церковно-славянского чтения.

Учеников в школе было около 80-100 человек, в основном мальчики. Частым гостем в школе был священник, который приезжал в качестве проверяющего изучение Закона Божьего. Изредка школу посещал Игуменский надзиратель поветовых церковных школ. Лучшие ученики, окончив школу, могли продолжить обучение в двухклассной школе. Таких школ на всю Минскую губернию было всего три (ближайшая находилась в Богушевичах).

Всю эту историю сохранил школьный музей, который теперь находится внутри школы на втором этаже.

Сложно представить какую-то другую школу в таких декорациях и с ощущением такой органичной макаренковской ауры. Это не в последнюю (а может, и в первую) очередь заслуга удивительного человека – уникального в своем роде директора, педагога с очень понятной и твердой системой нравственных координат Ирины Николаевны Змачинской. Команда программы «Учитель для Беларуси» пообщалась с директором ГУО «УПК Ляденский детский сад – средняя школа» о восприятии мира, амбициозных планах, педагогических чаяниях и, как водится, немного о сокровенном.

– Каким образом вообще началась идея, и что это за агропроект: сколько лет Вы его уже ведете, как возникла задумка, с чего все начиналось?

– Самая первая задача, которая пришла мне в голову: как сделать так, чтобы люди оставались в деревне? Я 34 года назад я приехала сюда работать, в школе было 280 детей.

– Приехали откуда?

– Я приехала из Минска, я работала там, а потом вышла замуж и переехала сюда.

– А родились Вы в Минске?

– Нет, я сама детдомовская, но родилась в Столбцовском районе, ближе к Несвижу. Можем говорить, на границе Гродненской и Минской области: 30 км – Барановичи, 7км – Кареличский, и рядом Несвижский и Столбцовский район, то есть деревня находилась на таком перекрестке.

Мама погибла, когда мне было 6 лет, бабушка следом, так что смотреть тогда нас было некому, поэтому дальние родственники приняли решение, что надо ходатайствовать о том, чтобы отправить детей на обучение в детский дом. Может быть, я осталась благодарна государству за то, что меня вырастило, приучило к труду, это давало мне такой толчок, что в жизни надо добиваться всего самому, то есть мне говорили: «Надо, надо, надо…». Работать я сама с детства любила, поэтому, когда пришла сюда, поняла, что тут очень хорошая атмосфера: участок всегда был, кролики, группа телят – досматривали старшие школьники, мы ходили на ферму. Очень сильно было поставлены воспитательная и классно-урочная системы, обучение было толковое, потому что были касты педагогов, закаленные временем люди, что ли, были…

Еще не рассказала такой момент. Когда в 90-х годах питание было платным (а у нас очень слабые семьи, и дети от недоедания могли падать в обморок), а я работала обыкновенным заместителем по воспитательной работе. Мы садились и ели все вместе у меня в кабинете. Кабинет никогда не закрывался, потому что людей всегда было очень много. Пожилые педагоги всегда завидовали: мол, почему именно у меня, что я творю, что я делаю не так?.. Я могла с детьми на три дня пойти в поход Несвиж-Мир-Акинчицы-Николаевщина. Все мои дети помнят наши ночные зимние походы в лес с ночевкой в землянках. Тогда никто так сильно не зацикливался на безопасности.

Когда я уже стала руководителем, у меня появился вопрос: почему мы так бедно живем? Земля-то хорошая, но что случилось, почему так? И вот, когда в 90-х годах всё рухнуло, люди перестали держать свое подворное хозяйство, перестали брать землю, они увидели, что не надо работать – надо жить, и погрязли в кредитах. В 2008 году, когда я стала директором, я старалась найти что-то своё, строила свою систему. Я хочу увидеть, как научить людей работать, как научить людей зарабатывать деньги, как научить людей быть хозяином. Это очень важно – быть хозяином на земле! Чужой дядя не придет и не сделает – мы должны сами. Я одна в районе работаю в этом направлении, у меня нет сообщества какого-то. Вот так вот прошла отбор и поехала.

В 2012 году мы придумали бизнес-компанию и вышли на Республику. Всё закрутилось, дети поняли, что можно зарабатывать деньги. Первые деньги они сразу же растранжирили – детей младших классов отправили в цирк. Потом они сказали: "А что нам делать? Надо же как-то развиваться". Решили, что деньги пойдут на счет, но проблема в том, что нам нельзя, чтобы на счету лежали деньги от бизнес-компании, этот вопрос еще законодательно не урегулирован. В итоге дети получают эти деньги только себе на руки.

Мы школьное питание удешевляли за счет нашего огорода. Потом стали излишки отдавать в сады, школы, продавали местным жителям, своим преподавателям (по невысокой цене). Включились в движение "Пришкольный участок как образовательная площадка, создание безопасных технологии при обработке почвы". Вышли победителями, получили в этом году диплом третьей степени, нам дали голландские семена и сейчас дадут садовый инвентарь.

Идея работы с землей зародилась потому, что земля – это драгоценность, а мы в школе должны растить хозяев земли. А по факту что получается? В школе ведь нельзя ребенку дать лопату в руки, потому что это травмоопасно; нельзя расчищать снег, потому что есть дворник; нельзя брать грабли, потому что это тоже травмоопасно; нельзя пользоваться мотыгами –ничего нельзя (разве что в рамках дозволенного общественно-полезного труда).

В прошлом году я вела общественно-полезный труд, работала с детьми сама (я не стесняюсь – я люблю работать). Взяла горсть земли, говорю: "Дети, земля пахнет. Земля пахнет жизнью. Зерно бросаем в землю, оно дает росточек, возрождается, растет. Вот так и мы с вами живем". Потом учила их, как отличить морковь от укропа, когда только всходит, чтобы они понимали, называла каждую травку. Тяга к земле – это было самое первое (вспомните: идея про свой кусочек земли еще от Якуба Коласа). А человек на земле, конечно же, хозяин.

И тут родилась у меня такая идея. Еще в 2017 году я думала, как сделать, чтобы люди работали на земле. Посчастливилось поехать в штаты, в графство Окленд, где была школьная бизнес-компания. Среди нашей группы только я была из деревни – остальные девочки борисовские, минчане. Мы были в Мичигане, городе Детройте, посещали разные виды школьных бизнес-компаний, но в частности мне понравилась компания, которая занимается органическим земледелием. Подопытная территория занимает, наверное, 50 гектаров, на ней работают не только дети, но и родители. Они занимаются растениеводством, птицеводством, животноводством, пчеловодством. Я получила такое умиротворение от того, что я увидела настоящее овощеводство. При разговоре с детьми я увидела лица людей, которым нравится работать. Они сотрудничают еще с компаниями, берут их марку, а у нас этого нет – школы варятся в собственном соку.

Знания, которые мы даем детям, мертвые. А они должны быть применимы на практике: если это биология или география, надо показать, что растет на этой суглинистой, а не просто картинку в учебнике. Покажите торф, расскажите, что он бывает верхний, нижний, коричневый, черный. Это все надо узнавать, это все надо показать. И я решила, что мы будем заниматься именно земледелием. Как ты землю обрабатываешь, так она и будет тебе отдавать.

Дети бросили клич в интернете о том, что нам необходимы семена. Светлана Зэре – это минская бизнесвумен – откликнулась и помогла нам достать голландские семена. Нам передала семена лука, моркови, перца, помидоров, свеклы, цветов, и мы это всё посадили. Вы бы видели разницу! Я стала знакомиться с органическим земледелием, читать учебники. Органическое земледелие – это не только овощи, выращенные на участке, это целый комплекс. На одном участке могут расти не только овощи, но и яблоневый сад, хвойные деревья, лиственные деревья. Обязательно, чтобы продукция не гнила, нужна птица. Надо обязательно, чтобы были пчелы, которые будут опылять. Декоративные деревья, и жимолость, и кизил. На таком участке всё взаимосвязано.

Соответственно, я начала писать проект. Стала посещать семинарские занятия по созданию проектов, потом мы объединились с доцентом кафедры социальной экономики БГУ Галиной Федоровной Бедулиной, которая помогла мне осуществить этот проект; моя племянница перевела проект на английский. Галина Федоровна отнесла председателю Белорусской ассоциации клубов ЮНЕСКО Дмитрию Субцельному. Он сказал, что аналога такому в Беларуси нет.

Мы хотим создать школу юных фермеров с грамотным землепользованием. Мы провели большой маркетинговый анализ: что есть, согласны ли люди вести приусадебное хозяйство, понимают ли они, что такое органическое земледелие, органическая продукция, что бы они хотели выращивать и т.д. Мы с детьми исследовали вопрос и решили: всё, что мы покупаем из-за границы, мы сможем вырастить сами. Мы прописали бюджет, но, чтобы землю обрабатывать, нужен транспорт. Мы заказали себе трактор, сеялку, копалку, сажалку, плуги – инвентарь, который нам необходим. У нас есть два улья, но они не на территории. Мне надо получить согласие родителей, что разрешают детям заниматься пчеловодством. На базу нашей школы буду приезжать учиться дети из четырех областей. Мы будем приглашать специалистов, которые будут обучать не только детей, но и нас – это будут летняя, и осенняя, и весенняя школы.

Нужно, чтобы как можно больше людей понимало, что ни китайцы, ни американцы, ни вьетнамцы не будут так работать на нашей земле и так ее любить, как мы. Наша земля - это наша сила. У нас генетически заложено такое сознание – ощущение «мой родны кут». Чужие люди выжимают из нашей земли все соки, а мы должны быть ей благодарны. Она же у нас плодородная. Не такая богатая, как на Украине, как где-то в Казахстане, но это наша земля. Мы сделаем всё, чтобы она давала ту продукцию, которую мы можем на ней вырастить. Этот проект – это самое заветное, что я еще хотела бы сделать.

Я не агроном, но я хочу хоть на маленьком клочке научить детей правильно работать с землей, отбирать эти семена, садить, правильно делать севооборот, чтобы после одного овоща шел другой. Мы и так взрастили детей, которые не умеют держать лопату, которые не понимают, где растет капуста, а где редька. Для них они одинаковые. Им надо объяснять, а мы разучились: мы считаем, что дети все понимают. Сейчас у нас первый год открылись агроклассы. Одиннадцатый класс мы готовим к профессии овощевода без присвоения квалификации, но самое главное, что мы даем детям практику. Они различают семена, знают, какие условия нужно создать, чтобы это семечко созрело не за 10 дней, а за 7: какие нужны свет, влажность, температурный режим.

– Кто это объясняет? Вы выходите с детьми и показываете, что вот это лук, а это горох?

– Когда дети пропалывали, я им объяснила, как отличить: тут ничего сложного нет. Когда они увидели, что я вместе с ними тяпаю, они сказали: «О, крутой директор!» А что директор? Директор тоже в резиновых сапогах ходит и с платком на голове. Директор – это временное явление. Сегодня я есть, а завтра меня может не быть. Поэтому у нас есть группа человек 6-8, работает учитель биологии, трудового обучения. Просто есть люди, у которых легкая рука, которые умеют садить семена.

– Откуда такое желание работать и неиссякаемый энтузиазм?

– Я в молодости столько не читала педагогов-новаторов, сколько читаю сейчас. Я обожаю Рачинского, Макаренко для меня Бог, царь и военный начальник. Школа коммунаров, в которой сейчас разновозрастные отряды, - наша стихия.

И Ушинский, и Рачинский говорят о том, что на духовно-нравственном становлении человека можно раскрыть его потенциал. Любить людей и не любить землю невозможно. Знания пригодятся, но как же можно говорить о почке параллельной или чередующейся и сидеть в классе? На улицу! Это можно увидеть и нужно потрогать. Дети должны почувствовать жизнь на ощупь – это самое важное.

У нас школа – семья, а большая семья должна быть дружной. Может быть, где-то я слишком жесткая. Наверное, жизнь научила тому, что можно быть и жесткой, и в то же время лояльной. У меня нет проблемы в том, чтобы подойти к ребенку на уроке, поцеловать в голову и сказать спасибо за то, что он отвечал. Но, если нужна жесткость, я ее проявляю, особенно в отношении педагогов и любви к детям. Если ты не любишь детей, в школе работать не нужно. Нельзя быть «добреньким». Дети не запоминают «добреньких». Дети помнят, что они получали знания, а через знания шла любовь.

– Ирина Николаевна, я могу задать некорректный вопрос? У людей, которые воспитывались в детдоме особая интонация общения, особая интонация в отношении к жизни. Каким образом то, что Вы сейчас делаете в школе, связано с тем, что пришло оттуда? Хотите ли Вы по своему жизненному опыту строить что-то в этой школе?

– Да. Знаете, у нас была там семья. У нас не было осознания, что это чужие люди. Мальчики, девочки – мы все одна семья. Если мы ходили, то все в одинаковых ботинках, одинаково пострижены. Мы шли друг за другом, класс за классом. Уже с третьего класса мы на весь детдом чистили картошку. Весной у каждого класса было свое задание. Мы, малые, собирали щавель (выходили на луг в фартуках с большими карманами). Уже в четвертом классе мы смотрели своих кроликов. Старшие заготавливали, а мы должны были кормить. Так было принято. Это была школа жизни. У нас там были тяжелые условия, но меня это закалило, научило выживать, жить. Научило меня добывать, потому что было мало еды. Как только лед сходил с реки, мы ловили там раков. Мальчишки ловят, а мы найдем где-нибудь кастрюлю, разводим костер, этих раков там варим и едим. Я до сих пор помню вкус этих раков.

Мы получали столько удовольствия от этого, что мы были вместе, от чувства локтя. Ты идешь и знаешь, что, если с тобой, не дай Бог, что-то, тебе обязательно помогут. Не надо было говорить – по глазам каждый узнавал, что тебе нужно.

Я была во втором классе, а тогда было землетрясение в Ташкенте и к нам селили детей, пока временно привозили к нам в класс. Я сидела за первой партой, и рядом со мной сидел мальчик, по имени Рафик. Он был не сирота – их просто распределили по отдельности: детей к нам, а родителей в какой-то гостевой домик. И вот, когда у нас был урок самоподготовки, он говорит: "Реши мне математику, а я тебе дам конфету". Он открывает ладошку, а там у него лежит конфета "Ласточка", лежит в такой обертке, блестящая, шоколадная… И я даюему списать. Наша учительница Полине Ивановне знала, что он не может решить так быстро, и говорит: "Кто тебе помог?" Он сказал, что это Ира ему решила. "Иди сюда!" – говорит мне. Я иду, конфета в руке, она меня греет. Подхожу. "Клади руки на стол!" Я кладу. "Что там у тебя?" А я сама себе думаю, что это моя конфета, я ее сама заработала. Я не могу открыть эту руку, потому что там моя конфета, которую я хочу скушать. "Открывай руку!" – она по пальцам мне как ударила, и у меня открылась рука, а конфета растаяла. "Иди выбрасывай в мусорку!" Мою растаявшую конфету! Я уже про боль не думаю – думаю, что тут моя конфета, а я должна подойти к мусорке и выбросить её. У меня лились слезы, но я ела эту конфету. Потом я себе сказал, что, когда я вырасту, буду есть конфеты столько, сколько я хочу. На первую стипендию я накупила конфет, села на лавке возле общежития на проспекте Машерова и ела конфеты. Наелась их на всю жизнь.

Нас учили вышивать, вязать, шить – оттуда осталось чувство, что ты всё можешь сделать руками. Мы должны были застилать кровать так, чтобы там не было ни одной складочки. Если дежурный воспитатель просунул руку между одеялом и простынёй и там была хоть одна крошечка, твою кровать поднимали и ты застилал по новой. Учили делать уборку. Желанию больше узнать учили. Мне никогда не хватало времени, чтобы читать книгу днем. Я читала так: шла в туалет, а у меня под халатом лежала книга. Я шла, садилась в тапках в этом туалете, (свет нельзя было включать), и я читала, а нянечка сидела на посту. Я не думала, что я хочу спать – надо было дочитать, потому что завтра книгу отдавать.

Жадность к знаниям и понимание того, что каждый день должен быть прожит полезно. Как можно больше помогать, потому что это страшно, когда ты не нуждаешься в чем-то, а другой человек нуждается. Я всегда своих ставила так, что всем нужно делиться. Муж мне говорит, что я никогда не буду богатой, потому что моему коммунарскому сердцу всем надо всё отдать. Ну и что? От этого же я спокойна. Получила, купила счастливая, отдала – и всем хорошо. Вот это сохранилось с детдома.

– Расскажите, как к вам приезжал министр образования.

– Когда Игорь Васильевич Карпенко только пришел на эту должность, он объезжал все районы и приехал в наш. Конечно, все суетятся, готовятся. Мне нормально, работаю. Вдруг звонок: "Ирина Николаевна, через 15 минут будут у Вас". Я сама не поняла, как это так, министр образования и у нас, на нашей земле. Я всех отправила по кабинетам, мол, работаем в штатном режиме. Сама перекрестилась, пошла. Приезжает машина. Выходит Игорь Васильевич, такой строгий. "Карпенко",-говорит. "Змачинская", – отвечаю на автомате. Пошла – он за мной. Просто шла и рассказывала о нашей школе, о нашей жизни, наших достижениях. Привела в музей. Игорю Васильевичу, как историку, было интересно. Когда мы вышли, подумала, что я даже в кабинет его пригласить не догадалась – просто рассказывала. Мы вышли, и я говорю: "У нас тут зараз жывуць нават белки". Он говорит: "Ваверкi", а я отвечаю: "Ну, ваверкi". Я всегда стараюсь говорить на белорусском языке вне уроков русской литературы.

Пока я с ними ходила, дети-предприниматели сообразили, что надо что-то продать Игорю Васильевичу. Они так четко рассказали про бизнес компанию, подарили наши визитки, сувенирную продукцию. Продать решили веники. А тогда прошла деноминация, нули убрали, и, вместо 1,5 рублей, они назвали ему ценник в 15. Он говорит: "А что я не могу себе позволить?" – зато ушел с хорошим настроением.

– Как Вы строите работу с детьми?

– Мне дочка говорит: «Мама, твоих детей только двое, а у всех остальных есть родители». А я так не могу. Однажды я была заседателем в суде – лишали родительских прав семью, где детям было нечего есть, они натурально ели лягушек. Жарили на костре, свиную муку запаривали и ели этих лягушек с запаренной мукой в 90-х годах. Когда мы пришли на суд, мать лишали родительских прав, а дети сказали: "Наша мама самая лучшая. Мы сегодня ели на завтрак котлеты, борщ, пили кисель с булочкой". У меня текли слезы. Я сидела и говорила, что я не могу участвовать в этом. Я знала, что они едят, как они спят, во что они одеты, что у них от вшей стоят волосы, а дети говорят, что их мама самая лучшая.

Общество не растит мам, и, если она, мама, дома не видела отношения к ребенку, к ней самой, она не понимает, она боится этих детей. Она нарожала, потому что платили пособия на каждого ребенка, а потом не знает, что с ними делать. Они думают, что дитя одеть, обуть и накормить – это воспитание, но это просто забота. А что такое воспитание? Это работа через свое сердце и свои знания. Я не могу изменить генетику – я могу только помочь, если ребенок будет хотеть. Я стараюсь это сделать.

Сегодня писали в пятом классе изложение, и там все время написано "Гайдар, Гайдар, Гайдар". Не "Аркадий Гайдар", не "детский писатель". И я вот думаю, что это за воспитание? Я рассказываю детям про него, они видят, что у меня чуть дрожит голос, я начала про "Тимура и его команду", про то, что это вообще за человек. Они сидели с широко раскрытыми глазами. Может, мы не успели изложение, но они узнали что-то важное. Причем здесь отметки, если я им душу раскрыла! А они увидели и прочувствовали, узнали, что значит "честь имею".

Мы учимся самоуправлению – здорово, когда ты учишь детей быть лидерами. Ты даже отмечаешь, что некоторые специально тихарились, чтобы ты не узнал, что они имеют лидерские способности. А потом ты понимаешь, что это кладезь: они так развиваются, так раскрываются, они готовы, потому что чувствуют ответственность. И тогда любое дело проводится хорошо.

В мае у нас итог. Мы садимся все, у меня мячик в руках, и я спрашиваю: "Что тебе дал этот год? Как ты себя раскрыл? Смог ли ты показать все свои качества? Что бы ты хотел изменить в следующем году?" Они понимают, что их очередь придет, они станут лидерами и будут сами делать свою жизнь. Представьте себе: люди на скалах выращивают розы, в пустыне находят небольшие оазисы. Задумайтесь: что с Вами делаем мы?..